То, что о преступлениях, совершенных нацистами во время Великой Отечественной войны, мы знаем гораздо больше, нежели о наказании за них, не кажется удивительным. На памяти у многих только Нюрнбергский процесс, само название которого стало нарицательным. Между тем показательные суды над представителями фашистского режима и коллаборационистами проходили во многих странах Европы и, конечно, в СССР. Но все они оказались забыты. Минули десятилетия, ушли люди, сменились поколения… Поэтому, как отмечает наш собеседник, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН и отдела «Институт истории обороны и блокады Ленинграда» СПб ГБУК ГММОБЛ, кандидат исторических наук Дмитрий Асташкин, эта тема если и привлекает внимание, то только специалистов.
Автор плаката, созданного в 1944 году, — художник Ираклий Тоидзе. Он более известен как создатель плаката 1941 года «Родина-мать зовет!», ставшего одним из символов Великой Отечественной войны.
— Что, наверное, не совсем справедливо?
— Конечно. Такие вещи, на мой взгляд, забывать все‑таки не стоит. Тем более что эта история долгая, в ней были свои тонкости и коллизии. И влияние на нее оказали не только время, но и меняющиеся политические оценки и жизненные обстоятельства. Давайте попробуем их проследить.
Проводить суды над предателями партизаны начали еще в 1941 году. На фронте изменников и нацистских палачей карали военные трибуналы. Уже 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная Государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников…
В истории она известна под аббревиатурой ЧГК. Эта комиссия опрашивала свидетелей и готовила документальные отчеты о масштабах того, что творили нацисты на оккупированных территориях.
И еще два важных документа. В апреле 1943 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ, определявший наказания «для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников». А в ноябре того же года пленум Верховного суда уточнил: те, кто работал на немцев на ответственных должностях или участвовал в насилии, являются изменниками и подлежат ответственности за измену. А те, кто просто помогал оккупантам и не совершил серьезных преступлений, считались пособниками…
И по мере того, как происходило освобождение наших территорий от врага, опираясь на эти документы, народные суды проводили показательные процессы над коллаборационистами. Началось массовое судебное преследование тех, кто был причастен к сотрудничеству с оккупантами, — главным образом, старост и полицаев. За пособничество врагу они получали, как правило, десять лет лагерей. Принципиально важно, что суды часто были публичными — для того чтобы идея справедливого возмездия получила максимальное распространение.
Широкую известность получили открытые процессы, состоявшиеся в 1943 году в Краснодаре и Харькове. Это были первые в мире полноценные процессы над нацистами и их пособниками. Заседания освещали иностранные журналисты и лучшие писатели СССР — Алексей Толстой, Константин Симонов, Илья Эренбург, Леонид Леонов, работали кинооператоры и фотографы. Отчеты публиковались в центральной и местной прессе, почти сразу были выпущены документальные фильмы «Приговор народа» и «Суд идет».
Несколько меньший резонанс получил процесс в Краснодоне в августе 1943 года над тремя «наиболее беспринципными жителями» (так значилось в докладной записке), которые выдали участников «Молодой гвардии». Процесс был открытым лишь частично, материалы заседаний не были опубликованы, местные газеты писали о процессе только постфактум и в общих чертах. Возможно, из‑за этой недосказанности о «Молодой гвардии», в частности, о причинах ее провала, до сих пор ходит много мифов.
Но все эти процессы были своего рода подготовкой. Дальше началось системное наказание нацистских преступников, причем советское правосудие взялось в первую очередь за военнослужащих вермахта. Им предстояло нести ответственность за зверства в отношении мирных жителей и военнопленных.
Сразу же после войны прошло восемь открытых процессов, в том числе в Ленинграде, Брянске, Смоленске, Минске… Всем этим процессам предшествовало тщательное расследование. По директивам правительства на местах были созданы специальные оперативно-следственные группы МВД-НГКБ, они изучали архивы, акты ЧГК, фотодокументы, опросили тысячи свидетелей, в том числе сотни военнопленных.
Как известно, суд в Ленинграде завершился публичной казнью восьмерых военнослужащих вермахта, совершенной 5 января 1946 года на площади перед кинотеатром «Гигант».
— Вероятно, большой массив информации, полученный в ходе следствия, не мог остаться невостребованным…
— Именно поэтому с весны 1947 года началась подготовка ко второй волне показательных процессов против немецких военнослужащих. Они прошли осенью-зимой 1947 года в городах Сталино (Донецк), Севастополе, Бобруйске, Чернигове, Полтаве, Витебске, Новгороде, Кишиневе и Гомеле. 137 человек были приговорены к срокам в лагерях, что, конечно, было несопоставимо с огромным количеством злодеяний и жертв.
Что касается доказательности обвинений, то в ней сомневаться не приходилось: например, на Новгородском процессе, одном из последних открытых, документы следствия составили 54 тома.
На нем на скамье подсудимых оказались 19 бывших военнослужащих, целенаправленный поиск которых занял несколько лет: два генерала, восемь старших и четверо младших офицеров, четыре фельдфебеля и зондерфюрер. Шесть обвиняемых в ходе следствия полностью признали свою вину в непосредственном участии в истязаниях и физическом уничтожении мирного населения. Главным обвиняемым был генерал артиллерии Курт Герцог, бывший командир 38‑го армейского корпуса. Поскольку по указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года смертная казнь была отменена, каждый из подсудимых получил по 25 лет лагерей.
О процессе широко сообщалось и в новгородских, и в ленинградских газетах. А вот центральная пресса освещала его довольно скупо. В «Правде» была опубликована всего одна короткая новостная заметка. Даже министр внутренних дел Сергей Круглов в апреле 1948 года жаловался министру иностранных дел Вячеславу Молотову, что проведенным в конце 1947 года процессам было уделено «крайне мало внимания в центральной прессе». Возможно, в том числе и поэтому они не остались в исторической памяти.
К тому же материалы этих судов были довольно быстро засекречены, и исследователи просто не имели возможности к ним обратиться. Почему? В этих документах было немало сведений, не предназначенных для широкой публики, — о ходе боевых действий, о нацистских планах, о масштабах жертв.
Возможно, если бы материалы не были закрыты для широкого доступа, то еще в конце 1940‑х годов мимо правосудия не прошли бы факты многих военных преступлений нацистов на Северо-Западе СССР, информацию о которых историки по крупицам собирают сегодня. Например, на Новгородском процессе звучала, но не была расследована до конца трагедия Жестяной Горки под Новгородом, где в результате карательных операций против мирного населения в 1942 – 1943 годах погибли около трех тысяч человек, в том числе дети. На Ленинградском процессе лишь вскользь упоминали о жертвах нацистского концлагеря Моглино на Псковщине, где, по подсчетам историков, в 1941 – 1944 годах были уничтожены порядка трех тысяч человек. Это была настоящая «фабрика смерти»…
— Можно предположить, что в первые послевоенные годы у следователей было так много работы, что до всего просто руки не доходили.
— Да, проведение открытых судебных процессов требовало высокой квалификации следователей. В условиях послевоенного кадрового голода подобных специалистов на местах действительно не хватало.
Возможно, это стало одной из причин того, что с 1947 года вместо отдельных открытых процессов стали массово проводить закрытые заседания военных трибуналов войск МВД по месту содержания подсудимых. Как говорится — в ускоренном и упрощенном режиме. Практически без вызова свидетелей и без участия сторон.
В 1949 году за военные преступления были осуждены 15 200 пленных вермахта. Поскольку требовалось подготовить материалы как можно быстрее, уровень расследований нередко был достаточно поверхностным. А закрытые суды давали возможность быстро и массово рассматривать дела, «по шаблону» приговаривая подсудимых, как правило, к 25 годам заключения в Воркутлаге.
Вообще причины свертывания открытых процессов до конца неясны, каких‑либо аргументов в рассекреченных документах пока найти не удалось. По всей видимости, запрос населения на справедливое возмездие был условно удовлетворен. Кроме того, после Парижских мирных договоров 1947 года началась стабилизация отношений с бывшими противниками — Болгарией, Венгрией, Румынией и Финляндией, в феврале 1948 года СССР объявил о завершении денацификации советской зоны оккупации Германии. Напоминать новым друзьям в Восточной Европе о прошлом было политически невыгодно.
Кстати, и в других странах открытые суды над военными преступниками — как системное явление — в конце 1940‑х годов также стали сходить на нет. Что очень хорошо видно по публикациям прессы. Власти переключались на другие задачи внутренней политики, речь уже шла о стремлении объединить ту часть общества, которая была в немалой степени расколота оккупацией…
Именно подобная политика, на мой взгляд, со временем стала приводить к забвению преступлений нацистов и их пособников.
Не говорили о коллаборационистах и на том же Новгородском процессе. Не случайно в сводках о настроениях населения, собранных по его следам агентами-осведомителями, было четко зафиксировано: многие горожане недоумевали, почему перед судом не предстали каратели из числа советских граждан, виновные в расстрелах не меньше солдат вермахта…
Дальше — больше. В 1955 году на волне «оттепели» был принят закон «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.». Да, она не распространялась на лиц, виновных в убийствах и истязаниях советских граждан. Однако сразу после войны очень многие каратели сумели скрыть свое участие в расправах над мирным населением и отбывали 10‑летний срок просто как пособники. Теперь же этих лиц не просто помиловали, но и сняли с них судимость и поражение в правах. Благодаря этому некоторые в дальнейшем смогли сделать неплохую карьеру, а кто‑то даже выступал перед школьниками как ветеран войны.
Так, в 1955 году, казалось бы, удалось уйти от ответственности почти всем участникам карательного батальона «Шелонь». О его преступлениях — расстрелах сотен жителей — упоминалось на Новгородском процессе. Однако четыре открытых суда над карателями прошли гораздо позднее: в 1960‑х, 1970‑х и 1980‑х годах. Они получили свое, хотя время, как говорится, во многом уже было упущено.
Последний в СССР суд над карателем состоялся в Смоленске: в мае 1989 года к расстрелу за сожжение в 1943 году жителей деревни Гуторово приговорили коллаборациониста Федора Зыкова. Уроженец Калининской области, до войны он был комсомольским активистом и заседателем народного суда, осенью 1941‑го попал в плен, пошел на сотрудничество с врагом, стал активным участником карательного отряда.
После распада СССР все поисковые дела на предателей — пособников нацистов — были переданы в архив…
Что же касается немецких военнопленных, то в апреле 1947 года было принято решение до конца 1948 года репатриировать их на родину. Так постановила состоявшаяся в Москве конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании.
Репатриации не подлежали военнопленные, осужденные за военные преступления, однако в октябре 1955 года после визита в СССР канцлера ФРГ Конрада Аденауэра президиум Верховного Совета издал указ об их досрочном освобождении и репатриации — на родину были отправлены более 14 тысяч человек.
Не менее интересно, как изменялось отношение к нацистским преступникам в самой Германии. После окончания «большого» процесса в Нюрнберге американцы провели двенадцать «малых» — там же. На последнем из них, проходившем с 28 ноября 1947 года по 28 октября 1948 года, судили 14 высокопоставленных военачальников вермахта. Среди них были генерал‑фельдмаршал фон Лееб, он командовал группой армий «Север» до января 1942 года, и сменивший его на этом посту генерал-фельдмаршал фон Кюхлер.
Кстати, с этих имен начинался советский «Список лиц германского военного командования, генералов и офицеров, под руководством которых осуществлялись варварские бомбардировки, артобстрелы и блокада Ленинграда». Список составила в 1944 году Ленинградская городская комиссия о преднамеренном истреблении немецко-фашистскими варварами мирных жителей Ленинграда и ущербе, нанесенном хозяйству и культурно-историческим памятникам города за период войны и блокады.
— Лееба спасло то, что международное гуманитарное право не запрещало тогда использовать голод как средство ведения войны.
— Действительно, соответствующие дополнительные протоколы к Женевским конвенциям были приняты только в 1977 году. В результате Лееб был приговорен всего к трем годам тюремного заключения. С учетом того, что еще с мая 1945 года он находился в лагере военнопленных, а также в силу возраста, Лееб практически сразу же был освобожден. Он умер в 1956 году.
Кюхлер был приговорен к 20 годам. Его признали виновным в совершении военных преступлений и преступлений против мирного населения (в частности, расстрелов психически больных в зоне действий подчиненных ему войск в районе Тосно), но вину в ведении агрессивной войны доказать не смогли: было определено, что военачальники исполняли приказы руководства Германии. В 1951 году Кюхлеру сократили срок до 12 лет, а в 1952‑м и вовсе освободили…
Если сразу же после войны в обеих частях Германии проводили политику денацификации, то затем в ФРГ стали закрывать глаза на нацистское прошлое военнослужащих. В условиях холодной войны местные политики стремились сохранить опытные кадры и часто не торопились с правосудием. Когда же дело все‑таки доходило до судов над военными преступниками, обвиняемые зачастую получали просто смехотворные сроки.
Понятно, что это не устраивало СССР и страны соцблока, которые все активнее требовали осуждения военных преступников, легализовавшихся на Западе. В результате в 1958 году в Людвигсбурге было создано Центральное ведомство по преследованию нацистских преступлений. Его задачей было определять виновных и передавать дела прокуратуре.
Однако еще немного времени спустя такие лица могли быть освобождены от любого преследования, поскольку, в соответствии с послевоенным Уголовным кодексом ФРГ, большинство преступлений, совершенных во время Второй мировой войны, предусматривало 20‑летний срок давности, который истек в мае 1965 года. СССР и его союзники выступали категорически против такой законодательной нормы.
В «Коричневой книге», которую в 1965 году обнародовала ГДР, был приведен список из 1200 нацистских функционеров или военных преступников, которые занимали руководящие должности в ФРГ — прежде всего в судебной системе и в армии — либо получали солидные пенсии.
Весьма показательным стало дело бывшего военнослужащего вермахта Эрвина Шюле. Он был офицером 215‑й дивизии, воевавшей с октября 1941 года под Ленинградом. В конце марта 1945 года попал в советский плен. В лагере на допросах он категорически отрицал любую свою причастность к военным преступлениям — во Франции, в Чудовском районе под Новгородом и в Силезии. Тем не менее в декабре 1949 года трибунал вынес ему обвинительный приговор — 25 лет лагерей. На следующий день после приговора он подал кассационную жалобу, и в апреле 1950 года Военная коллегия Верховного суда СССР заменила ему наказание депортацией из Советского Союза.
В том же году власти ФРГ позволили ему стать прокурором. В условиях нехватки кадров он быстро делал карьеру и в 1958 году стал обер-прокурором и первым начальником упомянутого выше Центрального ведомства по преследованию нацистских преступлений. В этом качестве он поддерживал кампанию за признание давности преступлений нацистского режима.
И тогда в СССР расследование против него было возобновлено. Вспыли факты биографии, которые ему прежде удавалось скрывать: о том, что он с 1933 года был членом СА (штурмовых отрядов нацистов), а с 1935 года — членом партии национал-социалистов. Советские следователи снова отправились в Чудовский район, где опросили около сотни свидетелей оккупации. И нашли тех, которые подтвердили участие Эрвина Шюле в расправах и издевательствах над местными жителями.
В сентябре 1965 года газета «Правда» опубликовала статью «Палач из Людвигсбурга». Газета «Известия» выступила с требованием судить Шюле. В следующем году Ленинградская студия кинохроники сняла документальный фильм «Дело Эрвина Шюле», режиссером которого выступил Ефим Учитель. Лента была переведена на немецкий язык и передана властям ФРГ. МИД СССР вручило посольству ФРГ в Москве ноту с требованием привлечь Шюле к уголовной ответственности.
— Властям ФРГ пришлось реагировать?
— Шюле был отстранен от руководства Центральным ведомством, однако в 1967 году министерство юстиции земли Баден-Вюртемберг прекратило расследование по его делу, сочтя выдвинутые обвинения в совершении им военных преступлений «необоснованными»…
Тем не менее подобные громкие дела имели далеко идущие последствия. В разных странах были приняты государственные и международные акты о судебном преследовании и наказании военных преступников без учета срока давности.
Ныне в нашей стране преступления нацистов и их пособников, оставшихся безнаказанными, расследует Следственный комитет. Понятно, что виновных уже нет в живых, но вынести юридическую, моральную и нравственную оценку их деяниям никогда не поздно. За любое военное преступление должно следовать неминуемое возмездие. Даже спустя десятилетия.
Вместо послесловия
С 2018 года в нашей стране осуществляется просветительский проект «Без срока давности», инициированный «Поисковым движением России» и поддержанный президентом страны. Цель — сохранение исторической памяти о трагедии мирных жителей СССР, ставших жертвами военных преступлений нацистов и их пособников. Вот лишь несколько событий нынешней осени.
…Еще три расстрельные ямы времен Великой Отечественной войны обнаружили поисковики в Казимировском лесу под Могилевом. Там в 1941 – 1943 годах нацисты казнили мирных граждан Могилева и окрестностей. Ранее в этом лесу уже проводились разведывательные и поисковые работы: их вели представители 52‑го поискового батальона Вооруженных сил Республики Беларусь при участии областной, городской прокуратур и клуба «Виккру». За это время были найдены и подняты останки 297 человек. Поиски в Казимировском лесу будут продолжены.
…В Тульской области состоялась торжественно-траурная церемония захоронения останков жителей города Лихвина. Большая часть из них — дети, погибшие от рук немецко-фашистских захватчиков в годы оккупации города с октября по декабрь 1941 года. За три года поисковиками были найдены останки 123 человек, из них трое военнослужащих. Работа проходила под контролем специалистов Следственного комитета, УФСБ, прокуратуры.
…Во Пскове стартовал передвижной выставочный проект «И была здесь деревня: летопись сожженных деревень Псковской и Витебской областей». Основным источником, на который опирались его создатели, стал сборник архивных документов из серии «Без срока давности: преступления нацистов и их пособников против мирного населения на оккупированной территории РСФСР в годы Великой Отечественной войны».
Другая часть выставки — результат исследовательской работы учеников и педагогов Москвинской средней школы Псковского района. Шесть подготовленных ими баннеров посвящены памяти заживо сожженных жителей деревни Ланева Гора Краснопрудской волости Псковского района. Как рассказала директор школы Татьяна Александрова, больше года ребята изучали материалы в Государственном архиве Псковской области, получали сведения от поисковиков.
…Имена семи красноармейцев, погибших в концлагере для военнопленных и мирных жителей вблизи деревни Колотушино Дновского района Псковской области, установили участники «Вахты памяти», в которой участвовали студенты из двух десятков российских регионов. Фамилии бойцов удалось выяснить благодаря найденным «смертным» медальонам, а также «подписным» ложкам. Всего на месте бывшего немецкого концлагеря поисковики обнаружили останки более 150 человек.
…В Белоруссии опубликовали судебные показания пособника нацистов Григория Васюры, участвовавшего в карательной операции в Хатыни. С января 1943 года по июль 1944 года Васюра и его подчиненные провели несколько рейдов, которые были частью политики «мертвой зоны», направленной на уничтожение сотен населенных пунктов. После окончания войны, попав в фильтрационный лагерь, Васюра скрыл факт своей службы в полиции и СС. Был амнистирован в 1955 году по указу Президиума Верховного Совета СССР, впоследствии стал директором по хозяйственной части совхоза «Великодымерский» и даже вступил в КПСС.
Васюра всегда утверждал, что был осужден исключительно за то, что попал в плен. В 1984 году его наградили медалью «Ветеран труда», он стал почетным курсантом Киевского военного училища связи имени Калинина и не раз выступал перед молодежью. В 1985 году, как «ветеран», он попросил наградить его орденом Отечественной войны. Тогда‑то в архивах и обнаружились протоколы допроса его сослуживца — Василия Мелешко, расстрелянного в 1975 году за сотрудничество с оккупантами и участие в сожжении деревни Хатынь.
В ноябре 1986 года Васюра был арестован, было возбуждено уголовное дело «по вновь открывшимся обстоятельствам». Военный трибунал Белорусского военного округа приговорил его к высшей мере наказания, приговор был приведен в исполнение 2 октября 1987 года.